В.А. Гузенко

В статье рассматривается вопрос о формирующем воздействии феноменов культуры на картину мира отдельного человека и обратное воздействие мира человека на становление культуры.

Ключевые слова: человек, культура, картина мира, предчувствие, превращение.

Актуальность вопроса о том, каким образом соотносится мир, пред- ставленый в человеческой культуре, с миром, представленным в сознании отдельного человека, обусловлена тем, что он является фундаментальным для понимания динамики развития культуры как таковой. Лишь понимание сущности указанного соотношения делает возможным осмысление истоков формирования культурных феноменов. Обращаясь к характеристике тех или иных культурных явлений вообще, мы только констатируем факты, не вникая глубоко в их причины. Причины же событий, происходящих в мире человеческой культуры, всегда лежат в той области, которую можно назвать миром человека, ибо любые тенденции развития человеческой истории вначале пребывали в форме переживаний и идей в душе конкретного человека.

Разработке этой фундаментальной проблемы посвящены многие работы философов конца девятнадцатого, особенно двадцатого столетий. В этот период философские проблемы культуры разрабатывают такие философы, как Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, Г.Г. Шпет, Б.В. Яковенко, М.Н. Ершов, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, Л.И. Шестов, Ф.А. Степун и многие другие.

Целью данной статьи является попытка взглянуть на вопрос об истоках изменений в человеческой культуре с точки зрения того, что мир отдельного человека не является изолированной областью, а образует лишь одно из звеньев в общей жизни народов и человечества, что в своем возникновении, дальнейшем развитии и характере он обусловлен религиозным и политическим состоянием, развитием наук, в целом - уровнем духовной и материальной культуры. В этом случае мы придем к попытке постигнуть его из общих культурно-исторических условий.

Изложение основного материала. Если придавать решающее значение непрерывности исторического процесса, внутренней связи и историческому взаимодействию различных культурных традиций, то история становления картины мира современного человека представится замкнутым в себе процессом, с внутренней закономерностью движущимся вперед от определенной исходной точки; и наше понимание этого процесса будет зависеть от того, насколько полно нам удастся открыть в каждом позднейшем явлении логическое следствие предшествовавшего, и, следовательно, в целом - как это пытался сделать Гегель - открыть развитие, совершающееся с диалектической необходимостью. Причем этот момент приобретает тем большее значение, чем более замкнутым в своем мире становится человек, хотя направление и характер его развития всегда обусловлены также факторами индивидуального порядка. Факторы, обуславливающие влияние культурных феноменов на становление общей картины мира отдельного человека в отношении своего значения, всегда распределены неодинаково; напротив, на них сказывается с большей силой то влияние отдельных личностей воспитателей, то зависимость от материальных условий существования, то развитие общих культурных условий. Философ должен исследовать, какую роль в создании индивидуальной картины мира человека данной исторической эпохи следует приписать формирующему воздействию культуры как целостного, развивающегося явления, приобретающего свои специфические черты на каждом историческом этапе, и на основе такого исследования он должен нарисовать картину культурно-исторического процесса и ее отражение в картине мира, которую усваивает человек той или иной эпохи.

Э. Канетти в своей интересной и глубокой по содержанию работе «Превращение» исследует материал, касающийся развития ранних эпох человеческой культуры. Он пишет: «Речь идет о предчувствиях, которые знаменуют собой, как мы увидим, зачаточную форму превращения. Бушмены издалека чувствуют приближение человека, которого не могут еще ни слышать, ни видеть. Они чувствуют также приближение животного и могут показать на своем теле знаки, благодаря которым об этом узнают. Приведем несколько примеров. Один человек сказал своим детям, чтобы они ждали дедушку. «Смотрите внимательно, мне кажется, он близко. Ибо я чувствую место старой раны на его теле». Дети стали смотреть по сторонам и увидели вдали человека. «Там кто-то идет»,— сказали они отцу. Отец ответил: «Это ваш дедушка. Я знал, что он придет. Я почувствовал его приход тем местом, где у него старая рана. Я хотел, чтобы вы сами это увидели, и вот он здесь. Вы не верили моему предчувствию. А оно говорит истину [1, 483, 484]». Далее Канетти рассказывает о подобных же феноменах и упорядочивает их таким образом: «Мы изымем их из контекста процитированных рассказов и выстроим в ряд.

1. Сын ощущает рану своего отца именно в той точке тела, где ощущает ее отец.

2. Муж чувствует ремни, на которых жена несет ребенка, на своих собственных плечах.

3. Страус скребет ногой затылок там, где его укусила «блоха». Бушмен чувствует то же самое место собственным затылком.

4. Бушмен чувствует шорох ног антилопы в буше своими собственными ногами. Черные полосы, идущие ото лба к носу антилопы, он ощущает на своем лице, черные пятнышки глаз антилопы — в своих глазах. Черную шерсть на боках антилопы он чувствует собственными ребрами.

5. Бушмен чувствует кровь на икрах и на спине. Это кровь антилопы, которую он убьет и понесет за плечами. Он ощущает также шерсть животного. Головой он чувствует, где будут отламываться рога. Ему чудится кровь в ямках под коленями, куда она обычно капает, когда несут убитого зверя 1, 486-487]». Итак, как говорит Канетти: «Тело одного и того же бушмена становится телом его отца, его жены, страуса и антилопы. Способность его быть в разное время то одним, то другим и потом снова самим собой - факт огромного значения [1, 487]».

Такая способность к превращениям у народов, находящихся на ранних этапах развития человеческой культуры, носит простой и незамысловатый характер, и потому ее можно легко зафиксировать и распознать. Человек более поздних эпох также имеет эту способность, но со временем она усложняется настолько же, насколько усложняется картина мира, нарисованная человеком, зависящая от общей картины мира, свойственной культуре данной эпохи. Картина мира отдельного человека создается им в процессе последовательного «превращения» его в те культурные феномены, которые человек осваивает в процессе своей жизни и которые оказываются наиболее значимыми для него. Важно, что человек может «превращаться» не только в иных людей или животных, но также отождествлять себя с целыми социальными организациями и даже с неодушевленными явлениями мира, если последние играют важную роль в его жизни. Так хороший водитель чувствует свой автомобиль как продолжение его собственного тела, а спортсмен-лыжник в какие-то моменты совершенно не отделяет себя от своего спортивного снаряжения. Любой цивилизованный человек привыкает к своей одежде до такой степени, что без нее не чувствует себя нормально даже наедине с самим собой. Конечно, это не значит, что человек «превратился» в свою одежду, но это значит, что он из просто человека «превратился» в «человека одетого» и уже не мыслит себя иначе, именно в таком качестве включая себя в целостный культурноисторический организм. Хорошо известна также склонность руководителей государств, особенно тиранов и диктаторов, отождествлять свои интересы с интересами своего народа. Да и руководитель любого учреждения, если он руководит им достаточно долго, в конце концов, с трудом может отделить свою должность от своей сути. Ничуть не в меньшей степени любой хороший профессионал во многом отождествляет свою личность со своей профессией. Все это - явления одного порядка. Как пишет Канетти: «Способность человека к превращениям, давшая ему столько власти над другими существами, едва ли в достаточной мере замечена и понята. Здесь одна из величайших загадок: каждый обладает этой способностью, каждый ее применяет, каждый считает это совершенно естественным, но лишь немногие отдают себе отчет в том, что ей они обязаны лучшей частью своего существа [1, 483]».

Таким образом, можно сделать вывод о том, что человек становится представителем своей эпохи и своего культурного окружения благодаря способности последовательно «превращаться» в те феномены культуры, которые оказывают на него наибольшее влияние.

В каждую историческую эпоху некоторые факторы в жизни человеческих сообществ оказывают наибольшее влияние на людей этой эпохи и определяют собою фундаментальные черты ее культуры. Так, например, античная культура зиждилась на таких факторах, как рабовладельческий строй, языческое мироощущение, основой которого является обожествление природы и космологическое мировоззрение, благодаря которому человек осознает себя микрокосмом. Все эти характеристики античности общеизвестны. Но важно проследить, как выстраиваются взаимоотношения этих факторов, чтобы создать неповторимый облик античной культуры, и как связан этот облик с внутренним миром античного человека. Здесь представляется интересным исследование А.Ф. Лосева «История античной эстетики», в котором он старается установить логическую взаимосвязь между указанными явлениями. Лосев пишет: «... вся античная философия с начала до конца, включая всех идеалистов и мистиков, отличается приматом вещественных и телесных интуиций, т.е. вся античная философия в значительной мере пронизана более или менее материалистической тенденцией. Это определяется лежащей здесь в основе рабовладельческой формацией и вытекающим из нее вещественным и телесным опытом жизни. Всем известно, что античность - это язычество, а язычество есть обожествление природы. Констатируя последнее, следует, однако, уметь это языческое обожествление природы объяснить из соответствующей социально-экономической формации [2, с. 55]». И. Лосев объясняет указанную взаимозависимость таким образом: «Производитель материальных ценностей в античности есть раб. Раб трактуется не как человек, а как домашнее животное. Он - живая и говорящая вещь - является не только производителем товаров. Он сам - товар. Классическое рабовладение уже характеризуется рабским производством товаров на рынок и товарно-денежной системой. Втягиваясь в эту товарно-денежную систему, классический грек поневоле привыкал измерять качество чисто количественным способом. Именно это и явилось тем новым, чего не знали более ранние этапы социально-исторического развития, основанные на натуральном хозяйстве. Товарно-денежные отношения, властно врываясь в жизнь людей, повелительно требовали своего признания и имели тенденцию изменить старые - доморощенные и деревенские - способы мышления. Меновая стоимость поражала умы, отбрасывая потребительную стоимость на задний план. Она приучала мыслить все непосредственно данные качества при помощи количественных методов. Так, ранние греческие философы, во-первых, представляют тот или иной вид материи в качестве основного эквивалента всех существующих вещей; во-вторых, понимают этот конкретный вид материи вполне непосредственно и даже чувственно (земля, вода, воздух, огонь, эфир) и, в-третьих, принимают в качестве основного метода перехода одних стихий в другие разные количественные процессы и структуры (сгущение, разрежение, ритм, гармония, симметрия) [2, с. 58]».

В другой работе он говорит: «Раб - это ведь и есть по своей идее одушевленное, но не применяющее своих собственных умственных способностей и своей трудовой инициативы орудие, которым пользуется другой человек, рабовладелец, тоже ограниченный в своих требованиях физическими и природными свойствами непосредственного производителя, раба [3, с. 31,32]». В этих рассуждениях автора «Истории античной эстетики», с одной стороны, можно заметить дань марксистскому методу в изучении исторического процесса, а с другой стороны, этот метод порождает неожиданные собственные интуиции А.Ф. Лосева, позволяющие глубинно осмыслить предмет рассмотрения. Итак, производителем материальных ценностей в античности является раб. Какова же сущность раба? Как утверждает Лосев, раб - это живая и говорящая вещь. Но как человек смог ощутить себя вещью? Как мы уже усвоили благодаря Канетти, человек может «превратиться» во что угодно, но для этого у него должны быть веские основания. Человек не может отождествить себя с какой-попало вещью, руководствуясь лишь произволом. Также как в случае с бушменами, он чувствует в своем теле лишь те знаки, которые важны с точки зрения его выживания. Если он ведет образ жизни охотника, то «превращается» в животное, на которое охотится. Это не вопрос индивидуального предпочтения, это вопрос выживания, ибо обеспечивает удачную охоту. От чего же, прежде всего, зависит жизнь людей, когда они переходят к производящему хозяйству? Как известно, от тех орудий труда, которые они применяют в борьбе за собственное существование. Человек не просто овладевает определенным орудием труда, он именно «превращается» в это орудие. И только уже после этого его можно сделать рабом, ибо вся необходимая внутренняя работа по превращению себя в говорящее орудие уже сделана самим человеком. Вследствие данного превращения становится возможным рабовладельческий строй, при котором одни люди, рабовладельцы, используют других людей, рабов, также как рабы используют орудия труда. При этом сами рабовладельцы, будучи гражданами, «превращаются» в «рабов», находясь на службе интересов своего государства. Таким образом, рабство - есть тотальное ощущение античного человека, лишенного собственной воли и управляемого внешней силой, то есть превращенного в вещь. После этого уже совсем не трудно сделать эту вещь товаром и обменять на другой товар. При этом возможность эквивалентного обмена обусловлена тем, что человек обладает универсальной способностью «превращаться» во что угодно, оставаясь в то же время самим собой. Следовательно, свойство денег быть эквивалентом любого товара отражает лишь эту универсальную способность человека.

Следующим важным моментом в актах «превращения» человека в античности является то, что человек в процессе такого «превращения» отождествляет себя не просто с вещью, но именно с орудием, функцией которого является посредничество в процессе преобразования природных материалов в предметы культуры. Таким образом, главным назначением орудия труда является его предназначенность для осуществления некого замысла. Раб, не смеющий проявлять собственную волю, также превращается в орудие осуществления замысла своего хозяина. Следовательно, человек, превращенный в раба, то есть говорящее орудие, по своей сути является средством для осуществления высшей воли, воли богов. Он занимает свое законное место в космосе лишь как носитель этой функции, которую можно считать почетной и божественной, ибо в деяниях человека отражена божественная воля. Но, с другой стороны, не следует забывать, что такое его предназначение лишний раз подчеркивает отсутствие у человека собственной воли и собственной цели, что лишает его индивидуальность собственной сути. Г ероизм древнегреческих мифологических героев вовсе не в том, чтобы осуществлять собственные замыслы, но в том, чтобы осуществлять замыслы обитателей Олимпа. Одиссей, вознамерившийся отстоять свою независимость от богов, дорого за это поплатился и вынужден был отказаться от своих претензий как от безумия.

Как видим, рабовладение возникает не как результат принуждения и насилия, но как процесс, имманентный внутреннему самоощущению человека данной эпохи. Определенный образ жизни вынуждает человека «превращаться» по преимуществу в те феномены материальной культуры, которые составляют ее основу. Вследствие такого «превращения» человек начинает обладать свойствами этого феномена. В дальнейшем эти свойства становятся определяющими во взаимоотношениях людей между собой и в установлении того общественного строя, который зиждется на этих взаимоотношениях.

Проведение последовательного подробного анализа каждой исторической эпохи с точки зрения выдвинутого принципа не может осуществиться в данной работе, но точно так же, как мы взглянули на античность, можно позволить себе бегло (и, разумеется, весьма поверхностно) взглянуть и на иные эпохи. Такой взгляд ни в коем случае не может претендовать на окончательную истинность, а лишь на непроверенную и неподтвержденную глубоким исследованием материала гипотезу.

Дальнейшее развитие истории постепенно выявляет фактор, имеющий определяющее значение в жизни людей. Этот фактор носит глобальный характер и становится доступен для восприятия не сразу. Речь идет об осознании человеком того обстоятельства, что благодаря его усилиям в недрах природного, естественного космоса, создан еще один, если так можно выразиться, искусственный космос, мир человеческой материальной культуры. Этот материальный мир сам по себе неодушевлен, но настолько значим, что ради тех или иных материальных ценностей человек порой готов жертвовать жизнью. Итак, человек осознал, что живет в мире, разделенном на природу и мир материальной культуры, с помощью которой он окружил себя некой культурной оболочкой, защищающей от неблагоприятных воздействий природы.

Следующим шагом было «превращение» человека в некое двойственное существо, отождествляющее себя с этим раздвоенным миром. То есть человек как бы расширил свои границы и «превратился» не в отдельное живое существо или предмет, но вместил в себя сразу два мира: природный и созданный его усилиями мир культурных ценностей. Отсюда представление человека о себе как сложном образовании, состоящем из души и тела. Душа нетленна и вечна, как природа. Тело - временное прибежище души, в определенный момент возникшее и обреченное на разрушение, как любой искусственный объект, созданный человеком. В природе также существует угасание и смерть, но в ней все беспрестанно возрождается и как бы воскресает к новой жизни. Появляется надежда на воскресение. Так рождается новое христианское воззрение, в котором Бог создает мир таким же образом, как человек создает мир культуры. Мир культуры - это преобразованная человеком природа, в то же время это опредмеченный дух людей. В нем все так же двойственно, как и в самом человеке. Каждое явление культуры вещественно по форме и идеально по содержанию, ибо каждая конкретная вещь для чего-то предназначена, и эта предназначенность является ее идеальным содержанием. Внутренняя раздвоенность человека в средние века достигает степени глубочайшего конфликта, и этот конфликт находит свое внешнее выражение в крестовых походах и инквизиции. Свою же оторванность от природы, отделенность от ее животворного источника человек переживает как грехопадение и отторжение от божественного начала, изгнание из рая, что заставляет человека искать дорогу назад. Все христианское мировоззрение пропитано тоской о потерянном рае. Между тем, здание культуры, воздвигаемое человеком, разрастается, увлекая его все дальше от своих природных корней. Это обстоятельство наполняет души людей безотчетным страхом, ибо удаление от начала, которое дает жизнь, есть смерть. И люди ждут конца света, переживая, с одной стороны, трепет от ужаса перед предстоящими событиями, признавая, с другой стороны, их правомерность и справедливость, ибо они не могут ни преодолеть все нарастающий внутренний конфликт, ни жить с ним. Именно поэтому человечество своей деятельностью, с одной стороны, укрепляет и совершенствует здание культуры, а с другой стороны само же создает средства ее разрушения, причем втрое направление его деятельности приводит к угрозе уничтожения не только культуры, но и природы на Земле, да и самой Земли тоже. Раздаются отдельные робкие голоса, призывающие человека назад, в лоно природы, но идеи этих отдельных представителей рода человеческого носят утопический характер и совсем не привлекают изнеженных от долгого пребывания в условиях комфорта, созданного культурой, людей. К тому же простой путь назад никогда не бывает выходом, это, скорее, тупик.

Каждый виток истории порождает все новые явления культуры и дает возможность как всему человечеству, так и отдельным его представителям «превращаться» в те из них, которые играют в их жизни существенную роль. Исследовать и систематизировать их в данной работе не представляется возможным. Можно только упомянуть некоторые из наиболее бросающихся в глаза и очевидных «превращений».

Так, в период Возрождения человек «превратился» в самого Бога, творящего если не мир, то мир искусства. А развитие капиталистического производства привело к «превращению» человека в механизм, в машину, и в философии Нового времени достаточно глубоко разрабатывается эта тема. Ньютоновская картина мира до сих пор господствует в умах людей. Если же бросить беглый взгляд на современность, то обращает на себя внимание совершающийся на глазах процесс еще одного глобального шага в сторону отделения человека от природы. Имеется в виду зародившееся в лоне культуры и разрастающееся до масштабов новой, не менее, а может, и более значимой культуры - создание виртуального мира. Сегодня человек существует уже в трех мирах: мире природы, мире культуры и мире виртуальной действительности, в которой действуют совершенно иные законы, в сравнении их с двумя первыми. В виртуальном мире можно, и даже бывает необходимо, безнаказно убить другого человека, уничтожить цивилизацию, чем с успехом и занимаются дети и взрослые дети, сидя за своими домашними и рабочими (не будем греха таить) компьютерами. Таким образом, человек «превращается» уже не в двойственное, а в тройственное существо, делая еще один принципиальный шаг на пути своего отдаления от живого природного начала. Последствия такого «превращения» еще не проявились в полной мере, ибо этот процесс только начинает набирать обороты. Однако уже некоторые проявления заставляют глубоко усомниться в прогрессивности этого явления, ибо носят довольно устрашающий характер. Человек отрывается от реального мира настолько, что превращается в весьма нежизнеспособное существо и в отношении природного здоровья, и в смысле возможностей социальной адаптации. Одновременно в недрах культуры зреет новое предчувствие грядущего конца света как единственного радикального выхода из создавшегося кризиса культуры, напоминающего коллапс.

Насильственное внешнее разрушение культуры как таковой вовсе не является выходом из ситуации кризиса, а является просто отказом от его разрешения и обнаружением крайнего бессилия человека в борьбе за собственное существование. Похоже, что человечеству стало проще погибнуть, чем распутать клубок накопившихся проблем. Между тем, открыв в себе универсальную способность «превращаться» во что угодно, человек может вполне справиться со всеми невзгодами, если он будет использовать эту свою способность осознанно.

До сих пор человек сам не замечал, как он «превращается» в явления окружающей его действительности, особенно в те, которые он сам создал и которые вовсе не являются совершенными. Мир культуры, созданной человеком, коллапсирует, и мир человека, «превращенного» в формы созданной им культуры, коллапсирует вслед за ним. Необходимо отметить, что у человека, поскольку у него есть разум и он может осознать происходящее с ним, есть шанс выйти из создавшегося тупика и пойти по другому пути развития. Ведь человек способен не только неосознанно «превращаться» в явления окружающей его действительности, но и осознанно выбрать, во что ему «превратиться», а затем осуществить это с помощью воли. Возврат человека к своей собственной природе состоит вовсе не в возврате к натуральному хозяйству или охоте и собирательству первобытных племен. Он состоит в обращении человека к самому себе как потенциально универсальному существу по своей первоначальной природе. Развитие внешней материальной культуры отодвинуло на задний план развитие потенциальных возможностей человека. Точно так же, как нецивилизованный бушмен «превращается» в антилопу, на которую он охотится, цивилизованный человек «превращается» в им же самим созданные феномены культуры. Меняется содержание внутреннего мира человека, но не меняется примитивная форма его взаимоотношений с внешним миром. Представляется, что наступает пора принципиально изменить и усовершенствовать эти взаимоотношения. Если уж суть человека такова, что он все время во что-то «превращается», то изменить свою суть не в его власти, но в его власти осознанно выбрать достойный с его точки зрения объект, в который он может и хочет «превратиться». Почему бы человеку не приобрести «нюх, как у собаки, а глаз, как у орла»? А может быть, даже он способен научиться летать, как птица и плавать в глубине морей, как дельфин? Может, и нет, но ведь никто и не пробовал. А возможно, человек смог бы, как саламандра, отращивать вновь потерянные конечности.

Природные образцы для «превращения» гораздо совершеннее искусственно созданных человеком неживых феноменов его культуры. При этом, разумеется, человек не должен терять своих чисто человеческих качеств, оставаясь человеком, также как бушмен остается самим собой в процессе своих многочисленных превращений. Но должно появиться и принципиальное отличие в «превращениях» человека будущего от превращений в животное бушмена. Бушмен учится «превращаться» в то или иное животное вследствие необходимости выжить. Он не выбирает произвольно, какие свойства животного он при этом «обретет». Воспользовавшись же своим разумом и волей, человек будущего должен научиться контролировать этот процесс и управлять своим вниманием настолько, чтобы выбрать необходимые ему качества. Возможно, что именно в такой форме открывается человеку перспектива его возврата к природным основам своего существования и преодоления тягостного раздвоения внутри собственного существа. Оставаясь культурным по форме, он может обратить свой взор на свое природное естество и осознанно заняться развитием его потенциальных возможностей. В такой перспективе не случайным оказывается появление так называемых детей «индиго», демонстрирующих возможности развития человека на этом пути, и их появление явно подталкивает человечество в этом направлении. Впрочем, каким образом человек может использовать свою способность к «превращениям», это вопрос будущего, ясно только одно, что эта способность у него есть, и следует воспользоваться ею осознанно.

Выводы. Таким образом, можно сделать вывод о том, что мир отдельного человека не является изолированной областью, а образует лишь одно из звеньев в общей цепи жизни народов и человечества. Вопрос об их соотношении является предметом дальнейших исследований.

Использованная литература

1. Канетти Э. Превращение / Проблема человека в западной философии. - М.,1988.

2. Лосев А.Ф. История античной эстетики (Ранняя классика). - М., 2000.

3. Лосев А.Ф. История античной эстетики (Ранний эллинизм). - М., 1979.